— Если не возражаете, я прочту вам коротенькую лекцию о своем бизнесе, — предложил Хайдт.
Бонд не стал отказываться.
— Есть четыре способа избавиться от отходов. Просто вывалить их где-нибудь в сторонке: как правило, на свалку или специальный полигон, хотя океан тоже неплохое место. Вы знаете, что в Тихом океане пластмассы в четыре раза больше, чем зоопланктона? Большое тихоокеанское мусорное пятно, что дрейфует между Японией и Северной Америкой, — величайшая мусорная свалка в мире. По площади оно в два раза больше Техаса, а может, и вообще размером со все Штаты — точно никто не знает. Впрочем, один факт неоспорим: оно растет. Второй способ — сжигать, но это дорого, да еще остается опасный пепел. Третий вариант — переработка; ею-то и занимается «Грин уэй». И наконец, минимизация: это когда стараются производить и продавать поменьше одноразовых товаров. Воду продают в пластиковых бутылках, знаете?
— Разумеется.
— Так вот, сейчас их стенки гораздо тоньше, чем раньше.
Бонд решил поверить на слово.
— Это называется «облегчение». Куда лучше прессуется. Сами продукты с точки зрения борьбы с отходами — не такая уж проблема, основной объем — упаковка. Мир отлично справлялся с мусором, пока не перешел к экономике потребления, пока не началось массовое производство. Как доставить продукт покупателю? Упакуем его сначала в полистирол, потом в картонную коробку, а ее — Господи прости — в полиэтиленовый пакет, чтобы легче нести до дома! Ах да, подарки — их еще завернем в цветную бумагу, да непременно с ленточкой! Рождество — это самый что ни на есть мусорный ураган.
Хайдт продолжил, обозревая собственную империю:
— Обычно мусороперерабатывающий завод занимает от пятидесяти до семидесяти пяти акров. У нас здесь сотня. В Южной Африке у меня еще три завода и десятки перевалочных станций, куда мусорщики — на тех самых грузовиках, что ездят по улицам, — свозят отходы. Там их прессуют и доставляют на переработку. Я сам придумал строить перевалочные станции в поселениях сквоттеров. Через полгода замусоренность снизилась на шестьдесят-семьдесят процентов. Раньше полиэтиленовый пакет здесь называли «национальным цветком». Теперь такого нет. Проблема решена.
— Я видел тут мусоровозы из Претории и Порт-Элизабета. Зачем ехать в такую даль?
— Особые грузы, — уклончиво пояснил Хайдт.
«Какие-то опасные вещества?» — подумал Бонд.
А лекция между тем продолжалась:
— Следует усвоить правильную терминологию. Жидкие отбросы, например остатки пищи, называются «помоями». «Мусор» — это сухие отходы: картонные коробки, пыль, жестяные банки. То, что скапливается в контейнерах жилых домов и офисов, — «твердые бытовые отходы», или «ТБО». «СМ» — строительный мусор. Промышленные отходы — «ПО». «Отходы» — самый общий термин, хотя мне больше нравится слово «отбросы». Все, что не подлежит переработке, отправляется вот туда, — он указал на восток, — и укладывается слоями, которые разделены пленкой, чтобы бактерии и фильтрат не просачивались в почву. Полигон найти легко — там всегда чайки.
Взгляд Бонда скользнул по мельтешащим в воздухе птицам.
— Мы называем его «Улицей забвения».
Хайдт подвел гостя к длинному корпусу. В отличие от остальных построек здесь имелись мощные ворота, запертые. Бонд заглянул в окно. Рабочие разбирали компьютеры, телевизоры, радиоприемники, пейджеры, мобильные телефоны и принтеры. Кругом стояли переполненные корзины с батарейками, лампами, компьютерными винчестерами, печатными платами, проводами и микросхемами. Все люди были в полной защитной экипировке: респираторы, перчатки и защитные очки или маски.
— Департамент электронных отходов, по-нашему — «Кремниевая улица». В электронных отходах содержится более десяти процентов всех вредных веществ на планете. Тяжелые металлы, литий из батареек. Взять те же компьютеры и мобильники. Срок службы — два, максимум три года, потом их просто выбрасывают. А вот вы читали в руководстве на ваш компьютер или телефон раздел «Указания по утилизации»?
— Не доводилось.
— Еще бы. Никто не читает. Между тем в пересчете на единицу веса старые компьютеры и телефоны — смертоносный мусор. В Китае их закапывают или сжигают, убивая собственный народ. Я запустил специальный проект: теперь мы разбираем компьютеры наших клиентов и правильно их утилизируем.
Бонд вспомнил, как аль-Фулан демонстрировал свою машину — ту самую, унесшую жизнь Юсуфа Насада.
— В задней части здания, — указал Хайдт длинным желтоватым ногтем, — находится отдел утилизации вредных веществ. Крайне прибыльное дело. Мы занимаемся всем: от краски и моторных масел до мышьяка и полония.
— Полония? — хмыкнул Бонд. Этим радиоактивным веществом пару лет назад был отравлен проживавший в Лондоне русский шпион Александр Литвиненко. Едва ли не самая смертоносная субстанция в мире… — Его что, просто выбрасывают? Это же незаконно!
— Так всегда и бывает. Выбрасывают какой-нибудь безобидный антистатический инструмент, а он содержит полоний — но никто об этом не знает.
Хайдт провел гостя мимо парковки, где стояли несколько двадцатифутовых грузовиков. На борту каждого красовалось название компании и фирменный знак, а также надпись: «Служба профессионального уничтожения документов». Перехватив взгляд Бонда, он пояснил:
— Еще одно направление. Крупным компаниям и правительственным организациям мы даем шреддеры в лизинг, а предприятиям помельче выгоднее заплатить нам. Кстати, знаете, что когда в семидесятые годы иранские студенты захватили посольство США, им удалось восстановить секретные документы ЦРУ, пропущенные через шреддер? Местные ткачихи тогда легко раскрыли чуть ли не всех тайных агентов.